(Дневник.) продолжение. Июнь1942 Угра. Беляево.

Потом нас обстреливать прекратили на некоторое время. Утром рано, я достал рупор, ушел в траншею на правый фланг, и начал читать некоторые тексты на немецком языке, которые успел выучить. Там говорилось, что за все свои зверства они ответят сполна, и вспомнил завещание ихнего покойного Бисмарка там, где он предостерегал от войны с Россией. Слова над рекой слышались отчетливо. Сперва была тишина. Потом открылся сильный ружейно-пулеметный огонь. Не понравилось! Я вел свои передачи утром и вечером. Второго июля они применили по мне миномет. Но не поняв откуда я вещаю, начали мины кидать в одно место чуть дальше и правее нас, по оврагу, где я был накануне. Этим обстрелом они ранили мл лейтенанта Ибрагима Хамидова, командира разведчиков полка.

Оказалось, что 3 июля его очередь быть дежурным по батальону, и опять назначили меня, взамен прошлого раза. Вечером мне сообщил посыльный, а утром я уже стоял на разводе в батальоне и опять получал инструкции, пароль, и отзыв. Старший Лейтенант Гульев мне также сказал, что вчера прибыла комиссия из штаба армии, и мне наверняка придется с ней встретится. Чтоб сапоги были начищены, и я бы выглядел и командовал образцово. Я понял, почему на сегодня в дежурные был поставлен Хамидов. Он был давно в части, всех хорошо знал лично, был ответственным офицером и конечно в этот день лучше подходил для этой роли. Пошел к себе в батальон. Нахожусь во первой роте, смотрю, идут. Майор еще два незнакомых офицера, с ним наш начальник штаба капитан Хабалов, и еще его ординарец. Я доложился. Хабалов приказал проводить до второго батальона. Я их повел лесом. Идти не близко. Это на другом конце нашей обороны, даже за Павлово. Пока шли, я узнал в чем сыр бор. Оказывается, у одного из ЧМОшников кто-то из командиров полка увидел часы своего убитого в весенних боях и похороненного товарища. Тот на допросе признался, что выменял их на несколько цибиков махорки у похоронщиков. Вскрыли несколько могил, оказалось, что все убитые обобраны, и количество не соответствует списку в захоронении. Много грехов вскрылось, Вот и учинили им проверку. На правый фланг пошли потому, что там, на той стороне лежит почти батальон. Две неполных роты, погибшая еще весной, и их не вынесли никого. Дошли до места. Левее реки Собжа, (если смотреть с нашего берега) болото. Вот на нем и лежат все. Человек двести пятьдесят. Болото сейчас подсохло. Все покрылось бурьяном и осокой, но запах смерти до сих пор чувствуется, когда ветер дует с той стороны. По правую руку, за Собжей немецкие траншеи. Они там лежат как на ладони. Ну как их вынесешь. Нач штаба, что то показывал проверяющим на карте и на местности, а я стоял чуть поодаль, как требовала субординация и смотрел на это поле смерти.
Вечером того же дня ко мне пришел сержант, оставшийся за старшего у разведчиков после ранения младшего лейтенанта Хамидова. Говорит – «товарищ лейтенант, мы тут на вашем фронте ночью рыбку половим? «неретву» кинем. Наш командир получил добро у начальника штаба. И с вами поделимся. Так что вы наших разведчиков в реке из пулеметов не по сшибайте».
Конечно я понимал, что это не порядок, но коль есть разрешение начальника штаба, что тут поделаешь. А кормить нас стали не то что зимой. Как поется в песне «В наступлении сытно кормит старшина – как не понять понять. -Получил паек на 200 а в живых осталось 5.»
Как стемнело их пришло четверо. Притащили две «неретвы». Он так почему то «верши» называл. Такие клетки связанные из прутьев и обтянутые маскировочной сеткой. Двое разделись до нога, сложили у нас обмундирование и накрывшись плащ-палатками пошли с неретвами к реке. Один их сопровождал с автоматом, а сержант остался со мной. Как они забрасывали эти верши я даже и не слышал, хотя вслушивался. Через час полтора они вернулись, принесли полное ведро всякой рыбы, Оставили нам и пошли ловить себе. Пока они ходили, мы в яме разожгли костер, сержант достал две моркови луковицу и одну большую картошку. Стали уху варить. Над рекой туман пошел клочьями. Вдруг возвращаются обратно. Говорят, немцы! Похоже, тоже рыбачить собрались. На том берегу у воды они слышали голоса. «Сейчас мы покрупнее рыбу поймаем». Они посовещались, и опять ушли втроем. Сержант опять остался со мной. Говорит - Я к пулемету встану, Я знаю куда стрелять, а ты ленту подавай. Так мы с ним вдвоем и седели. Уже уха поспела, нам ее принесли, а с берега ни звука. Конечно, разведчики многое знают про дела в полке. Знают всех офицеров, он рассказал, что у нас новый командир - майор Бондаренко, а должен был быть Хабалов, но Хабалов не сошелся с Полковником Иовлевым. Хабалова солдаты любят. Он лихой, а Иовлев – осторожный. Я ему рассказал, как мы много раз оставались живыми из за его осторожности зимой 41 года. Так слово за слово, я стал засыпать. Среди ночи проснулся от стрельбы на том берегу справа от нас. Потом появились разведчики. Сказали, что немцы не пришли, затаились, к тому же непонятная стрельба на том берегу. И они тоже за неретвами не полезли, мало ли что. Завтра ночью достанут.

Спасибо