(Дневник.) продолжение. Июнь1942 Угра. Беляево.

21 Июня 1942 года меня впервые в батальоне назначили дежурным по батальону. Командир батальона старший лейтенант Гульев провел инструктаж, что входит в обязанности дежурного, какая с кем связь. Установил пароль и отзыв и другие вопросы, на которые я должен получать ответы. Выделил мне посыльного. Я отправился по стрелковым ротам. Комбат пошел с нами. Только мы вышли из сектора нашей роты, противник начел обстреливать весь наш передний край с разного вида оружия по всему участку 954с.п. Комбат тут же приказал мне вернутся в свой взвод, м на дежурство больше не возвращаться, а организовать отпор противнику, если тот попытается форсировать реку Угра на моем участке.

Я побежал обратно, но не по траншее, а через лес. Ночью был дождь и бежать по траншее, по глине тяжело, так как она налипает. При этом постоянно наталкиваешься на солдат и боевой мусор. Ящики и т.п. Через лес пришлось бежать прилично. До километра. Пули и осколки щелкали по стволам деревьев. В спокойной обстановке этот путь казался намного короче. Как только я добежал до своего взвода, обстрел нашего переднего края прекратился. Пулеметчики мне рассказывали наперебой, как немцы себя нагло вели, ведя огонь из автоматов и винтовок по нашим огневым точкам, иногда на целые секунды высовываясь из своих траншей. Что-то кричали. Жаль, что меня с моим снайперским карабином тут не было. Но пулеметный расчет не отвлекался от главной задачи. Пулемет был выставлен, чтоб следить за бродом через реку ведущий в овраг метрах в 50 от точки, по которой могут пройти техника противника на нашу сторону. Чем был вызван этот обстрел, мы ломали голову. Вероятно. Зачем создавать столько шума и тратить столько боеприпасов? Может, чтоб в это время переправить свою разведку на нашу сторону? Не очень понятно. Можно было и раньше. В это время было уже слишком светло. В момент такого шума, противник мог незаметно и неслышимо подогнать свою технику к самому переднему краю? Или выявить наши пулеметные точки? На всякий случай я выслал двух наблюдателей в овраг, так как он находился в непосредственной близости от левой пулеметной точки, а сам целый час смотрел на лес за рекой, пытаясь заметить там нечто, что могло бы выявить наличие в нем техники. Весь день мы просидели в напряжении. А перед ночью, я послал бойца в батальон, за осветительными ракетами. У меня был сигнальный пистолет во взводе, но было мало к нему зарядов. Почти всю ночь мы не спали, вслушиваясь, и иногда пускали ракеты. Утром я пошел к своему другу, в соседний пулеметный взвод, обсудить случившееся. Как только я до него дошел, все повторилось опять. Противник сперва начал обстреливать плацдарм на том берегу. С этого места он был напрямую не виден, так как был за поворотом реки и второй пульвзвод как раз своими пулеметами прикрывал его фланг, но взрывы и дым хорошо были видны над переломанными кустами и деревьями. Я было опять хотел бежать до лесу, как вчера, но тут немцы перенесли огонь вглубь нашей обороны, как раз туда, и я стал пробираться по траншее. В это время разрывы стали все ближе и ближе. Наверное, немцы вычислили позиции этого взвода, и били довольно точно. К тому моменту, когда я добрался к ее левому краю, раздался такой близкий взрыв, что я упал на дно траншей. В этом месте она становилась мелкой, и меня осыпало землей. Я отполз назад и увидел пустую стрелковую ячейку, куда и забился. Но через кроткое время, в проеме показался красноармеец. Он полз по траншее на четвереньках. Я сообразил, что занял его место. Я сказал, ему, давай меняться местами. Мне нужно двигаться дальше. Когда он приподнялся, чтоб пропустить меня, раздался еще один близкий взрыв. Вокруг полетели осколки. А один осколок со звоном вдарил ему по каске, и рикошетом ушел вверх рядом с моей головой. Боец уткнулся головой в стену траншеи, будто ему дали по затылку палкой, перевернулся на спину и очумело вытаращился на меня. Я понял, что он жив, и помог ему привстать. Он закивал головой, мол все нормально, и вжался в свою щель. Я хотел было продолжить свой путь по траншее, но очередной близкий взрыв заставил меня шлепнуться, прям в грязь, на ее дно. Я тогда еще подумал, а вдруг фашисты начнут использовать химснаряды, а мой противогаз черт знает где. Так я лежал, какое-то время, пока обстрел внезапно не прекратился. Когда я потом пришел во свой взвод, мне сказали, что этот обстрел был короче чем вчерашний. Вот все закончилось, я встал, увидел, что вся траншея поднимается, оживает. Красноармейцы шутили друг над другом. Только из той ячейки ни кто не показался. Я вернулся туда, назад. Боец был мертв. Он сидел все так же в углу своего окопа как я его оставил. Каска лежала на коленях. И на нем не было ни каких следов от ранения. Примерно в 12 часов через наш передний край на небольшой высоте пролетело 22 немецких самолета, а минут через 25 они возвратились по тому же маршруту. Самолеты шли с небольшой скоростью как-то торжественно. Мне это напомнило те самолеты, которые «сопровождали» 262 БАО когда мы оставляли аэродром под г ЛЕПЕЛЬ. Противник знает, что на этом участке у нас нет средств ПВО. Линия обороны не сплошная. Число самолетов противника напомнило, что сегодня была годовщина нападения фашистов на нас. А вечером политагитатор полка сообщил нам офицерам о том, что молотов заключил договор с Англией о совместной борьбе против фашистской германии. Это улучшило наше настроение в эту тяжелую минуту.

Спасибо