Пан подпоручик и фальширмягеры. Польша. 1939 г.

  "В последнюю августовскую ночь 1939 года, собираясь лечь спать, я распорядился разбудить меня в шесть утра. Ординарцу не пришлось выполнить моего распоряжения. Примерно в пять утра 1 сентября сквозь сон я услышал звуки взрывов. Выскочив из палатки, столкнулся со своим сержантом.
- Началось, пан подпоручик. Началось! - закричал он.
- Глупости. Это просто учебная тревога.
- Если это так, то летчики сошли с ума. Они стреляют боевыми патронами! - кричал он, указывая в небо.
В прозрачном утреннем небе над Жешувом мы увидели серебристые самолеты. Их фюзеляжи сверкали на солнце, составляя контраст с клубами черного дыма, которые они оставляли за собой.

Вокруг нас собралась толпа людей, тревожно следящая за самолетами. Со стороны города доносились звуки тяжелых разрывов.
- Они бомбят город, пан подпоручик! - настаивал сержант, но я упорно не хотел в это верить.
- Не было объявления войны. Они не могли просто так начать войну! - упорствовал я.
И даже когда над центром города встал столб дыма и завыли сирены, оповещающие о воздушном нападении, мой мозг отказывался верить в происходящее. Зазвонил телефон: на линии был штаб.
- Нас бомбят немецкие самолеты. Немцы наступают по всей границе. Без объявления войны. В городе пожары, есть раненые и убитые. Это война.
Закончив разговор, я вышел из палатки и встретил вопросительный взгляд старшего сержанта.
- Началась война, сержант. Стройте людей.
Спустя несколько минут личный состав выстроился у моей палатки, и я собрался объявить им о начале войны. Но в этом уже не было необходимости. Двухмоторный самолет с явно различимой свастикой на бреющем полете пролетал над нашими головами, поливая свинцом все вокруг. Мы бросились на землю.   Когда позже меня спрашивали, как я перемещался по югу Польши в начале осени 1939 года, я отвечал, что все зависело от длины прыжка. Да, да, я не оговорился, все зависело, как далеко я был от земли: просто стоял или выпрыгивал из мчащегося грузовика, чтобы лечь на землю, а затем заползти в укрытие, в то время как вражеский самолет сбрасывал бомбы или обрушивал ураганный огонь.
++++++++++
"Интересно, - подумал я, - могу ли я сбить немецкий самолет из револьвера? В округе нет немцев. Фронт в Кракове".
  Было еще темно, когда меня вызвали в штаб в Жешув. Пока я находился в штабе, прозвучал сигнал воздушной тревоги, но бомбардировки не было. Я получил шифры и вернулся в лагерь. Возвращаясь обратно мимо поста, я обратил внимание, что нет часового, который должен охранять лагерь и не пускать в него гражданских лиц. Оглядевшись, я увидел, что он лежит на земле, а рядом валяется винтовка.
- Часовой!
Молчание.
- Часовой!
Никакой реакции.
  Я вышел из машины и подошел к лежащему на земле солдату. Стоило мне наклониться, как прозвучал выстрел и рядом со мной взлетел фонтанчик земли.
"Что это, черт возьми?! - Я перевернул часового и увидел у него на губах кровавую пену. - Ничего не понимаю. Что с ним? Что вообще происходит?"
Тут опять прозвучал выстрел, вспенив землю у меня под ногами.
- Какой идиот вздумал стрелять? - закричал я, непонятно к кому обращаясь.
В ответ прозвучали выстрелы, а затем залп из автомата, сопровождавшийся криком:
- Вниз, пан подпоручик! Ложитесь, а то вас убьют.
Кричал один из моих сержантов. Голос доносился из оврага, где были спрятаны наши транспортные средства.
Ничего не понимая, я, тем не менее, послушался сержанта, упал на землю и пополз к оврагу.
- Что происходит, сержант?
- Немецкие парашютисты, пан подпоручик. Судя по выстрелам, их около десятка. Пока вы были в штабе, их сбросили с самолета.
- Сколько наших убито?
- Восемь человек, пан подпоручик. Все, кто дежурил у передатчика. Их застали врасплох.
- А где сейчас немцы?
- Не знаю, пан подпоручик. Должно быть, в яблоневом саду. Слышите автоматные очереди оттуда? И на ферме стреляют. А двое там, - он махнул рукой в сторону, - но они мертвы. Мы убили их, когда они убегали.
- А где все наши?
- Кто-то в домах, пан подпоручик, кто-то в овраге, в палатках и под грузовиками. Немцы сразу же начинают стрелять, стоит только шевельнуться.
  Напуганный выстрелами, мимо нас пробежал теленок, и тут же раздалась автоматная очередь. Немцы взяли нас в кольцо. Они стреляли с фермы, из стога сена, стоявшего в поле, и из расположенных поблизости домов. Вспыхнул и взорвался один из наших грузовиков - пули попали в бензобак. Огонь перекинулся на два соседних грузовика. Судя по выстрелам, кто-то из немцев залег в овраге.
- Они будут убирать нас одного за другим, если мы срочно что-нибудь не придумаем, - сказал сержант.
- Верно. Ползите по оврагу и передайте всем, чтобы были готовы через четверть часа броситься к домам. Дым от горящих грузовиков нам на руку - послужит прикрытием. Сначала очистим от них дома, а потом займемся остальными.
  Сержант пополз по дну оврага. Я тоже пополз, но в другую сторону. У меня был только пистолет, но от него сейчас было не много толку, и я решил добыть винтовку убитого часового. Мне удалось взять винтовку и вернуться даже раньше назначенного времени.
  Несмотря на яркий, солнечный день, я не видел ни одного немца. Они хорошо замаскировались, и только их выстрелы наводили меня на мысль, где они могут скрываться.
  С другого конца оврага я услышал три револьверных выстрела - это был сигнал, что все готовы. Я ответил тремя выстрелами, выскочил на насыпь и побежал по открытому пространству к домам. Раздались выстрелы.   Кто-то вскрикнул, и я увидел своих людей, бегущих к домам. Задыхаясь, я перепрыгнул через забор на задний двор и перекатился под стену дома. Просвистели две пули и впились в стену чуть выше моей головы. Я вскочил, забежал за угол дома, выбил ногой дверь и заскочил внутрь. Никого. Я бросился к лестнице и успел подняться на один пролет, когда почувствовал за собой какое-то движение.
  От удара по голове я потерял равновесие и свалился с лестницы. Комната поплыла у меня перед глазами, мир померк, и я потерял сознание.
+++++++++++
  Я пришел в себя. Меня окружали какие-то лица, но я смотрел на них словно сквозь толщу воды; их изображения расплывались и множились. Они двигали губами, но до меня не долетали звуки их голосов. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я увидел нескольких женщин, склонившихся надо мной.
- Благодарите Бога, что остались живы, пан офицер! Я решила, что убила вас! - сказала одна из них.
- Почему вы ударили меня?
- Мама решила, что вы немец, - объяснила молодая девушка, - и ударила вас, когда вы поднимались по ступенькам. Очень больно?
- Вы почти час не приходили в сознание, - добавила другая.
- Сколько?! - вскричал я.
- Час.
- А что происходит снаружи?
- Должно быть, они перебили всех немцев, потому что выстрелы прекратились, и мы видели наших солдат, которые провели несколько пленных немцев к вашим грузовикам, - объяснила девушка, сказавшая, что я почти час лежал в обмороке.
  С огромной шишкой на голове, еще не вполне пришедший в себя, я побрел к своей палатке. Уже никто не стрелял. Немецкие парашютисты были либо убиты, либо захвачены в плен.
- Мы решили, что вас убили, пан подпоручик, - сказал сержант. - Солдаты искали вас повсюду.
Я рассказал сержанту, что со мной приключилось, и поинтересовался относительно пленных.
- Мы захватили четверых, пан лейтенант. Не знаю, живы ли они еще. Мальчики хотели их убить.
- Введите их.
Когда к моей палатке подвели пленных немцев, я увидел, что они находятся в полном здравии и даже не получили никаких увечий.
- Сколько сбросили парашютистов? - спросил я ближайшего ко мне немца.
- Хайль Гитлер!
- С какого аэродрома вы вылетели? - спросил я второго.
- Хайль Гитлер! - прокричал он в ответ на мой вопрос и выкинул руку в нацистском приветствии.
- Может, расстрелять ублюдков, и дело с концом? - спросил сержант.
- И как вы себя будете после этого чувствовать?
- Но они убили четырнадцать наших парней и несколько мирных жителей.
- Они, безусловно, заслуживают смерти, но в штабе могут попытаться выбить из них хоть какую-то информацию. Так что препроводите их под конвоем в Жешув, - приказал я.
Неожиданно один из немцев закричал, с едва различимым иностранным акцентом, по-польски.
- Они никогда не заставят нас говорить! Никогда! Можете расстрелять нас, проклятые поляки! Мы все равно уничтожим вас! Вермахт покончит с вами. На земле не останется ни одного поляка! Мы...
Ему не удалось закончить фразу. Тяжелый кулак сержанта свалил немца с ног.
- Немедленно доставьте их в штаб, живыми! - заорал я. - Теперь я не могу ручаться за себя.
++++++++++++
  Пока один из сержантов занимался погрузкой пленных и охраны в грузовик, чтобы ехать в штаб в Жешув, другой доложил, что все дома и ферма осмотрены. Немцев нигде нет. Наши потери составили четырнадцать человек. Немцы потеряли восьмерых, а четверо были взяты в плен.
- Как они узнали о нашем расположении? Шпионы? - спросил сержант.
- Думаю, они засекли наши передатчики, сержант. Кстати, передатчики не пострадали?
- Один изрешетили пулями - он полностью вышел из строя. Да, а что делать с нашими погибшими солдатами?
- Похороните, сержант. Сделайте это как можно скорее, потому что нам, возможно, придется скоро сниматься с места.
  Я пошел взглянуть на своих погибших солдат. Они лежали на земле в ряд, руки по швам, словно по стойке "смирно". Двоих смертельно ранило в голову; кровь из ран уже не текла. Остальные получили смертельные пули в разные части тела, и только красные пятна на форме указывали места поражения. В отдалении, наблюдая за солдатами, копавшими могилу, стояли плачущие женщины с детьми.
Я отошел и присел на бревно за сараем, чтобы собраться с мыслями. Отсюда мне была видна постепенно растущая куча земли, которую солдаты, выкапывающие могилу, выбрасывали на поверхность; самих солдат уже не было видно, и несколько женщин, которые обмывали лица погибших. Воду в ведрах они принесли с фермы.
  Я обдумывал случившееся, прикидывал, что должен буду сказать во время похорон, когда неожиданно откуда-то из-за моей головы раздались автоматные очереди, и несколько женщин упали в могилу. Остальные бросились бежать.
  Я мгновенно понял, что в сарае остался немец, который, вероятно, глубоко зарылся в сено, когда мои люди обшаривали окрестности. Теперь он вел беглый огонь через щель в сарае, расположенную чуть выше моей головы. Я уже осматривал сарай и знал, что в нем две двери: одна, довольно большая, в которую могла въехать телега, и вторая, поменьше, за углом, как раз напротив того места, где расположился стрелявший.
  Почти вжимаясь в стену, я дополз до маленькой двери, лежа на земле, приоткрыл ее и вполз в сарай. Я лежал на земляном полу, а за невысокой перегородкой на тюках сена стоял немец и стрелял в бегущих по двору женщин.
  Я поднял револьвер и стал целиться в его силуэт, но мне мешала деревянная перегородка. Я передвинулся немного вправо и случайно уронил вилы. Немец повернулся, но я успел припасть к полу. Он сполз с тюка, собираясь найти источник шума, и я решительно выстрелил ему прямо в лицо. Он с грохотом упал на пол, а я продолжал стрелять, пока не использовал все патроны, хотя знал, что сразу убил его. Отбросив ставший бесполезным револьвер в сторону, я перевернул немца на спину. Я попал ему в голову и теперь смотрел, как из раны ручьем льется кровь.
  Тут я заметил липкую от крови карту, торчащую у него из кармана, и нагнулся за ней. Это спасло меня, поскольку в это время на меня прыгнул сверху еще один немец, но он, видимо, не ожидал, что я нагнусь, и промахнулся. Револьвер был пуст, и, не долго думая, я схватил вилы и ткнул ему в живот, когда он бросился на меня. Он охнул и рухнул на пол. Я выдернул вилы и стал наносить ему удары ими до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни. Тогда я опустился на пол рядом с ним, чувствуя смертельную усталость.
   Мы похоронили наших людей вместе с женщинами, застреленными двумя немцами, с которыми я расправился. Затем, получив приказ двигаться в восточном направлении, мы снялись с места. Наша колонна - грузовики и фургоны с радиооборудованием и людьми - ехала по дорогам, забитым гражданским транспортом, машинами, телегами, детскими колясками (в некоторых сидели дети, некоторые были нагружены вещами, чемоданами) и тысячами беженцев." - из воспоминаний командира отдельной роты связи польской армии подпоручика Ф.Газела.

Спасибо